Продолжение предыдущей заметки «Услужливый дурак опаснее врага».

Собрался я было пойти на паперть просить у доброхотов милостыню в виде маски, да выглянул наружу и обнаружил некую влагу, стекающую многочисленными каплями с небесного свода и прямо на мою бедную голову. Но я – муж твёрдый (до известного предела, разумеется) в своих намерениях. Оделся, достал зонтик и попытался его открыть. Открылся, но как-то «скособочась». Увидел что пара тоненьких распорок была сломана в прошлый раз сильным ветром. Значит надо бежать в магазин и покупать новый.

Но в магазин БЕЗ маски не пускают!

А маску, как уже было объяснено раньше, купить тоже нельзя, ибо опять БЕЗ оной в помещение не допустят!

И подумалось мне: Ну, пойду я, невзирая на «облачность с осадками», на паперть. Буду стоя «стоически» мокнуть под дождём (внутрь БЕЗ маски тоже не впустят!). Допустим, найдётся добрая душа и даст мне запасную маску. Немедля натяну её на рожу свою.

И что будет?

Маска обычно делается из специальной бумаги со множеством пор.

Первое: От мокрой рожи маска сама заметно увлажнится.

Второе: Дождь тоже добавит.

Вода, в полном соответствии с законами капиллярности, тут же закупорит все микропоры в бумаге, которая тоже начнёт расползаться от избытка воды.

Значит:

Или маска превратится в бумажную кашу, размазанную по моей интеллигентной роже,

или

Она полностью закупорится водой и дышать через неё никак нельзя будет, поскольку жабрами я тоже ПО СОБСТВЕННОЙ ХАЛАТНОСТИ не обзавёлся своевременно!

Значит выбор: Или без маски, но дышать или с маской, но НЕ дышать.

Такая, вот, ДИЛЕММА, граждане, и ЧТО выбрать – затрудняюсь.

Как говаривал незабвенный Лаврентий Павлович Берия:

«Лучше перебдеть, чем недобдеть!»

И власти наши следуют этой руководящей директиве неуклонно.

От такой трогательной заботы о нашем здоровье и сдохнуть можно, эдак, невзначай…

В заключении привожу прекрасный рассказ Власа Дорошевича, написанный им более ста лет тому назад и по-прежнему предельно актуальный. В этом, очевидно, одно из свойств талантливых произведений – они ВНЕВРЕМЕННЫЕ

(Как и вечная тупость власть имущих.)

18 IV 2020

ДОЖДЬ

Влас Дорошевич.

Сын неба, — пусть его имя переживет вселенную! — император Ли—О—А стоял у окна своего фарфорового дворца. Он был молод и потому добр. Среди роскоши и блеска он не переставал думать о бедных и несчастных. Шел дождь. Лил ручьями. Плакало небо, лили за ним слезы деревья и цветы.
Грусть сжала сердце императора, и он воскликнул:
— Плохо тем, кто в дождь не имеет даже шляпы!
И повернувшись к своему камергеру, он сказал:
— Я хотел бы знать, сколько таких несчастных в моем Пекине?
— Свет солнца! — ответил, падая на кольни и наклонив голову, Тзунг—Хи—Тзанг. — Разве есть что—нибудь невозможное для повелителя царей? Еще до заката солнца ты будешь знать, отец зари, то, что тебе угодно!
Император милостиво улыбнулся, и Тзунг—Хи—Тзанг побежал быстро, как только мог, к первому министру Сан—Чи—Сзну.
Он прибежал, едва переводя дух, и второпях не успел даже отдать всех почестей, которые следовали первому министру.
— Радость вселенной, наш всемилостивый повелитель, — задыхаясь проговорил он, — в ужасном беспокойстве. Его беспокоят те, кто ходит в дождь без шляпы в нашем Пекине, и он хочет знать сегодня же, сколько их числом!
— Да есть—таки бездельников! — отвечал Сан—Чи—Сан. — А впрочем…
И он приказал позвать Пай—Хи—Во, начальника города.
— Плохие новости из дворца! — сказал он, когда Пай—Хи—Во склонил голову к земле в знак внимания. — Владыка наших жизней заметил непорядки!
— Как? — с ужасом воскликнул Пай—Хи—Во. — Разве не существует прекрасного тенистого сада, который закрывает дворец от Пекина?
— Уж не знаю, как это случилось, — ответил Сан—Чи—Сан, — но его величество ужасно беспокоят негодяи, которые ходят в дождь без шляпы. Он желает знать сегодня же, сколько такого народа в Пекине. Распорядись!
— Позвать ко мно сейчас же эту старую собаку Хуар—Дзун—га! — кричал через минуту Пай—Хи—Во своим подчиненным.
И когда начальник стражи города, белый от ужаса, дрожащий, повалился ему в ноги, мандарин обрушил на его голову целый водопад проклятий.
— Негодяй, бездельник, подлый предатель! Ты хочешь, чтоб нас всех распилили пополам вместе с тобой!
— Объясни мне причину твоего гнева, — колотясь от дрожи у ног мандарина, сказал Хуар—Дзунг, — чтоб я мог понимать утешительные слова, которые ты мне говоришь. И аче, я боюсь, я не пойму языка твоей мудрости!
— Старая собака, которой следовало бы смотреть за стадом свиней, а не за самым большим городом на свете! Сам повелитель Китая обратил внимание, что у тебя в городе беспорядки, — по улицам шатаются негодяи, у которых даже в дождь нет шляпы, чтоб надеть. Чтобы к вечеру ты мне дал знать, сколько их останется в Пекине?
— Все будет исполнено в точности! — ответил, три раза ударяясь лбом об пол, Хуар—Дзунг, и через мнговенье ока он уже кричал и топал ногами на стражей, которые были собраны оглушающими звуками гонга.
— Негодяи, из которых я повешу половину только для того, чтобы остальных изжарить на угольях! Так—то вы смотрите за городом! У вас в дождь ходят по улицам без шляп! Чтобы через час (Китайский час — 40 минут) были переловлены все, у кого нет шляпы даже из тростника!
Стражи принялись исполнять приказание, — и в течение часа на улицах Пекина шла настоящая охота.
— Держи его! Лови! — кричали стражи, гоняясь за людьми, не имевшими шляп.
Они тащили их из—за заборов, из—под ворот, из домов, куда те прятались, как крысы, которых преследует повар, чтобы сделать из них рагу.
И через час без одной минуты все, кто в Пекине не имел шляп, стояли во дворе тюрьмы. — Сколько их? — спросил Хуар—Дзунг.
— Двадцать тысяч восемьсот семьдесят один! — отвечали, кланяясь в землю, стражи. — Палачей! — приказал Хуар—Дзунг.
И через полчаса (Китайские полчаса — 20 минут) 20 871 обезглавленный китаец лежал на дворе тюрьмы.
А 20 871 голова была воткнута на пики и разнесена по городу в назидание народу.
Хуар—Дзунг пошел с докладом к Пай—Хи—Во. Пай—Хи—Во — к Caн—Чи—Сану. Сан—Чи—Сан дал знать Тзунг—Хи—Тзангу.
Наступил вечер. Дождь кончился. Пробегая, ветерок трогал деревья, и дождь бриллиантов летел с деревьев на благоухающие цветы, которые искрились и горели в лучах заходящего солнца.
Из блеска и благоухания был создан весь сад, — и сын неба Ли—О—А стоял у окна своего фарфорового дворца, любуясь чудной картиной.
Но, молодой и добрый, он и в эту минуту не забывал о несчастных!
— Кстати! — сказал он, обращаясь к Тзунг—Хи—Тзангу. — Ты хотел мне узнать, сколько народу в Пекине не имеют даже шляпы, чтоб накрыться во время дождя?
— Желание владыки вселенной исполнено его слугами! — с низким поклоном отвечал Тзунг—Хи—Тзанг.
— Сколько ж их? Смотри, говори только правду!
— Во всем Пекине нет ни одного китайца, у которого не было бы шляпы, чтоб надеть во время дождя. Клянусь, что я говорю чистейшую правду!
И Тзунг—Хи—Тзанг поднял руки и наклонил голову в знак священной клятвы.
Лицо доброго императора озарилось счастливой и радостной улыбкой.
— Счастливый город! Счастливая страна! — воскликнул он. — И как счастлив я, что под моим владычеством так благоденствует народ.
И все во дворце были счастливы при виде счастья императора. А Сан—Чи—Сан, Пай—Хи—Во и Хуар—Дзунг получили по ордену Золотого Дракона за отеческие попечения о народе.