Уже упомянул как-то об этой вопиющей тупости американских меломанов, специалистов — «ОПЕРОВ».

В Метрополитен опера давали «Пиковую даму» Петра Ильича Чайковского.

Либретто – Модеста Ильича (брата) и самого Петра Ильича.

Опера исполнялась «по-русски».Точнее, русские слова транскрибированные английским алфавитом. Получилась забавная смесь труднопонимаемых, якобы русских слов, выраженных английскими фонемами!

Зал оперы. На креслах разложаны листочки с английским переводом русского текста арий и поясняющими комментариям. О фривольной арии Томского в игорном доме в последнем акте, так и написано! (См. заглавие!)

Слова этой «порнографии» написаны много лет ранее Гаврилой Романовичем Державиным.

Если б милые девицы

Так могли летать, как птицы,

И садились на сучках,

Я желал бы быть сучочком,

Чтобы тысячам девОчкам

На моих сидеть ветвях.

Пусть сидели бы и пели,

Вили гнезда и свистели,

Выводили и птенцов;

Никогда б я не сгибался,

Вечно ими любовался,

Был счастливей всех сучков.

Микрокомментарий.

Первый «секстет» Державина, не столь фриволен, сколь просто глуп и плохо срифмован.

Второй – продолжает бессмыслицу первого.

Сучочек – это засохшая ветвь дерева с уже сильно обломанными сухими дочерними ветками. Следовательно, у сухого сучка уже нет ветвей и уж никак не выдержит засохший сучок тысячи девиц, так что речь идёт даже не о «сгибании» его, а вообще о том, что от всего НЕСКОЛЬКИХ СИДЯЩИХ НА НЁМ ДЕВИЦ, он бы треснул и обломился!

Другая фривольность поэта Державина, это его категорическое заявляние о «Любовании ими». Это откуда же сучок-Державин любовался бы ими: СНИЗУ?

Улучшистика.

Если б милые девицы

Так могли летать, как птицы,

И садится на сучках,

Я б желал быть крепким древом,

Чтобы сотням юным девам

На моих сидеть ветвях.

Пусть сидели бы и пели,

Вили гнезда и свистели,

Не стыдились бы потех…

Никогда б я не сгибался,

Вечно ими любовался,

Был счастливей древов всех.

Звучит по-державински, но лучше срифмовано, вполне адекватно реальности и не искажено ударение.

Правда, претензии поэта здесь несколько скромнее, вместо тысяч – только сотни. Но это тоже более реалистично.

Пушкин, например, называл свою жену Наталью Гончарову «Моя сто тринадцатая любовь…!»

31 VIII 2020