Воспоминание юности.

Когда я был в десятом классе, мой друг как-то позвал меня в компанию студентов — медиков, первокурсников. Помню трёп на разные темы и кто-то упомянул один этюд Шопена, который я хорошо знал. Не удержался и ляпнул, «высказал своё мнение». Ведь хотелось показать «студентам», что мы, десятиклассники, тоже не лыком шиты! Де, этот этюд – «Маленькая эмоция».. Замечание моё вызвало дружный хохот у студентов, смотревших на нас как на «салагу», хотя разница было всего-то в один год. А один высокий и красивый молодой человек, которого все звали «Лазик», хотя его имя было Ладислав, иронически сказал:

«Ну в точности определил самого себя!» И с тех пор при встречах не называл меня иначе, как «маленькая эмоция».

Не самым приятным было для меня такое язвительное прозвище…

Как-то вся эта группа студентов решила устроить нечто вроде пикника в избушке лесника у реки. И друга вместе со мной пригласили в виде исключения. Его – понятно, он был в дружбе с этим Лазиком, а меня – наверно – в качестве бесплатного (совсем не бесплатного – надо было внести некий денежный взнос в это «мероприятие») приложения, для смеху, наверно. Дабы посмеяться над очередной глупостью «маленькой эмоции»

Пришли-приехали туда, пройдя довольно солидный путь с рюкзаками, полными провизии. Расположились на вечер и ночлег (шли с раннего утра). Начались закусоны-выпивоны.

Я лёг на какие-то деревяные палати и, с раздражением вслушиваясь в трёп с одной стороны с эдакой «небрежно-привычной» латынью, пение в лёгком подпитии с другой, ругал себя за то, что принял участие в этом идиотизме. Не пью, не курю, смысла этих многозначительных латинских названий не понимаю, и скучно мне было среди этих студентов — студенток – «весельчаков — весельчиц».

Обратил внимание, что этой будке, непонятно почему и для кого, стояло пианино!

Закрыл глаза, подумав, что, пожалуй, спать – это единственное, что мне осталось «среди совсем чужих пиров и слишком ненадёжных истин».

Вдруг ГРОМОВОЙ УДАР по клавишам. Оказывается, этот насмешник Лазик был отличным пианистом, Среди полупьяного гвалта и бормотухи, незаметно сел за пианино с открытой крышкой и заиграл «Революционный этюд» Шопена! На меня это подействовало как сильнейший удар дефибриллятора по нервам и сердцу. Я много-много раз и до и после слышал этот этюд в исполнении лучших пианистов-знаменитостей. Но никогда он не производил на меня такого потрясающего, переворачивающего всю душу впечатления, как в тот раз.

Эта мощная музыка, вдруг зазвучавшая посреди уже не вполне внятных разговоров и полупьяного пения любителей вокала, так разительно контрастировала с общей атмосферой «выпивона-закусона», что просто не могла не пролиться сильным освежающим дождём на сердцуе! ПОТРЯСАЮЩЕ! Цунами, смывшее всё это мелкое и убогое «увеселение»…

А через год я узнал, что Лазик болен лейкемией в какой-то очень скоротечной и агрессивной форме.

Мы с другом пришли в его квартиру, чтобы выразить соболезнование его убитым горем родителям, потерявшим такого замечательного талантливого сына. Лазик лежал в открытом гробу на столе в гостиной. Всё его когда-то красивое лицо было в каких-то синеватых прыщах, очевидно результат болезни и я подумал, что родители не должны были оставлять его гроб открытым. Лучше бы для всех, кто его знал и любил, чтобы он остался таким, каким его помнили: Молодым, высоким, красивым, ироничным с тонкими длинными пальцами пианиста.

И вновь вспомнил «Революционный этюд» ТОГДА…

В тот момент это для меня уже не был этюд Фредерика Шопена.

Это был ЕГО ЭТЮД!

12 Х 2020